17 октября, 2017 
AdminGWP Нa Прaвoй Стoрoнe — Тузeнбax.
Нa сцeну выxoдит влюблeнa млaдшaя сeстрa, Иринa пoручик Тузeнбax, пoднимaeт гoлoву, смoтрит в нeбo и говорит: «Журавли летят, перелетные птицы, и что мысли, высокие или малые, ни бродили в их головах, все еще будет летать».
Мысли, бродящие в журавлях, неизвестно. Мысли, бродящие в головах художников и режиссеров, неизвестно тоже. На сцене (за штуку) зима, январь, рождество, ждут ряженых. От чехова написано: «Восемь часов».
Кто когда-либо жил в России — знает, что журавли улетают осенью, а прилетают весной. Напрасно Тузенбах выглядит, январь, небо, птицы нет. Кроме того, в восемь вечера у нас есть зимние ночи, кроме полярной совы, никто не летает.
Лев Додин celebrity world, был увенчан орденами и театральных наград, корифей. Всеобщий многолетний восторг сопровождает его выступления. Значит, если нам что-то не ясно, мы не должны критиковать, и почтительно спросить: «Почему?» Почему Додина кран летают в январе, узнать очень хочется.
Совершенно ясно, что его «Три сестры» — это реализм, слава Богу. Ни джинсы, ни бикини, ни кокаина (хотя средняя сестра Мария, с виду типичная наркоманка). Реализм: на офицерах форма, на плечах погоны, а на ногах сапоги; настоящий самовар, правильные бокалы для вина; реальные графинчик, из которых наливают настоящий коричневая жидкость с изображением коньяк, и действительно его пьют, действительно представляя опьянение средней.
И вот в этой плотной реальности постоянно происходят необъяснимые вещи с ног на голову. Таким образом, если вы встретите Льва Додина, спросите его (очень вежливо!) снизойти и ответить на несколько вопросов, даже если ему кажется наивным до глупости.
Почему три сестры, как старый? Мы не про возраст актрисы, мы о героинях. Талантливая актриса, в руках талантливого режиссера может и в 50 играть 14-летнюю Джульетту. А вот все три актрисы честно играют, уже достаточно поживших дам. Некоторые несуразность эти обстоятельства ясно и самому постановщику. Не удивительно, Ольге вписана (несуществующая в части) фраза: «Мне не так много лет еще». От чехова она говорит: «Мне 28 лет».
28 — это специфика, которая не влезла в реализм, размер не подошел. Но «не так» — каждый может о себе сказать, хотя бы и в 90.
Почему Маша (средняя сестра, жена учитель) выглядит истеричной кокаинисткой, не спрашивают, поэтому было принято решение постановщиком, и это вполне может быть результатом неудачной семейной жизни. Но почему она в книге читает «лукоморья дуб зеленый» — не может понять. В России (как на сцене, надо полагать, Россия), все с детства знают, «лукоморья…» наизусть.
Почему художник, играя в Чебутыкина, похоже на плохую копию гениального актера Алексея Петренко? Это совпадение? или преднамеренного убогое подражание — в мимике, в манере захлебывающейся речи?.. Вместо милого пьяницы-dr. оказывается, сумасшедший старый еврей-аптекарь с пачкой газет в руках. В пьесе чехова доктор. иногда в кармане газета. Один. А этот додинский таскает всю подшивку — почему?
Почему из всех офицеров только капитан-лейтенант Вершинин в перчатках? И почему он их не снимает? Что ли в реализм прокрался символика? В мае не снимает; в доме трех сестер не отнять; любимую Машу обнимает в зловещие черные перчатки…, Что у него с руками? экзема?
Самая большая (и, рискнем сказать: универсально) недоумение вызывает зимний наблюдатель перелетных птиц Тузенбах. Первый раз публика увидела пожилого, плешивого поручика с оплывшим лицом. Конечно, может застрять в поручиках до пятидесяти лет. Но то горячие мечты и хуже, речи о работе, о приближающейся буре выглядят несуразно, неудобно смотреть. На Тузенбаха, даже когда он молчит, неудобно смотреть. Он выглядит как типичный немецкий немой из тех советских фильмов, которые режиссер Додин видел когда-то в юности. Таким немцем издевался советский агент («Подвиг разведчика»): «Терпение, Штюбинг, и ваша щетина превратится в золото!», «Вы болван, Штюбинг!» (Здесь опять же не про исполнителя, а про персонаж. Для гримера нет ничего проще, как лысый положить парик, волосатые бы лысый, курносого превратиться в Сирано.)
Этап поручик действительно глуповат. Он влюблен в Ирину, которая говорит, что бас и страстно целуется со штабс-капитаном Соленым. Один раз — по своей инициативе, а второй раз — по своему усмотрению. И это случай еще более редкий, чем зимой диапазон журавлей. До Додина Ирина со Сладким не целовались.
Как насмотришься таких сцен, вы начинаете хуже относиться к реализму. Особенно, когда наступает момент, где Ирина должна произнести почти самую известную реплику русского театра: «В Москву! В Москву! В Москву!»
От чехова в этом месте написал ремарка «жаждет». У Додина она жаждет: офис, на сцене, лежит, движется и шумит на низких частотах, как медведь, когда весной выгоняет пробку. Жуткое дело.
Казалось бы, мелочь: старый глухой Ферапонт (messenger настоящий торт из начальства) сидит на именинах Ирины — за господским столом, что еще не снимали шапки-ушанки (он, что ли, не русский?). Кто его туда усадил? Ну почему?
…Высокая благородная идея в этом спектакле, конечно, есть. Это, должно быть, не может не быть. Но инцидентов реализма мешают сосредоточиться на идеализме. Так происходит. Когда жрут комары и болят зубы — музы молчат.
Вопросы к Додину так много, что их все готово, никаких сил не достаточно. Да, и газеты не резиновые. На прощание — самый простой.
В доме сестер слышны звуки скрипки. Опытный Маша объясняет подполковнику: «Это Андрей играет, наш брат».
Скрипка смолкает, в гостиной появляется Андрюша. Рубашка, жилетка, галстук во второй половине XX. века, и — в пальто с меховым воротником.
Ужасно интересно узнать, почему господь в своем доме, в офисе, в мае на скрипке в зимнем пальто? Тем не менее, там все в пальто.
Опубликовано в рубрике